Хочется встретить Новый год на балконе. Балкон замечательный. В старом доме. На втором этаже, над узкой улицей, с коваными, местами полуразрушенными перилами. Очень много снега. Балкону это идет. С одной стороны облезлый, со штырями бывшей ограды и отколотым бетонным углом, он теперь укутан в сугроб. С другой — тарелка телевизионной антенны, уцелевшая бельевая стойка и витые перила, покрытые белыми шапками. Ярусами, в вертикаль, живописно, словно это нагул с голубями.
Я живу в просторной комнате коммунальной квартиры. По утрам сижу по-турецки на диване, стучу на пишущей машинке, и поглядываю в просвет балконной двери. Прозрачный тюль едва колышется. С улицы доносится грохот автомобилей. Я покрываюсь мурашками от сквозняка, и мечтаю о том, как поставлю на балкон стул, приспособлю какую-нибудь доску вместо стола, проведу туда радио, и, закинув ноги на перила, буду встречать Новый год… Меня это вдохновляет. К моему заданию писать роман это то, что нужно… Однако в другое время существует слишком много посторонних вещей. Слишком много. Например, стук в дверь.
— Я ответственная по подъезду. Все сдали по пятьдесят рублей. Сейчас приедет машина, вот тут канализационный узел чистить, а вы не сдали. Пожалуйста. Пятьдесят рублей. А кто хозяин? Нет, я не буду звонить. Сдавайте, мне некогда, потом разберетесь с хозяйкой. Что значит, вы не будете? Я за вас должна платить? Что вы хамите, молодой человек? Так, я возьму залог. Вот… Нет. Вот…
В темных коридорах квартиры, подле обшарпанных дверей туалета и ванны, в кошачьих зловониях и кухонных запахах враждебной семьи соседей меня всегда подстерегали неприятные сюрпризы. Вот и сейчас это сумасшедшая женщина сначала подхватила мой ботинок, быстро разочаровалась в нём как в залоге, протиснулась в комнату и взяла мой мобильный.
— Чего?! А ну, курица, давай сюда. Совсем ё@бнулась? — Я не отдам!
— Принесете мне деньги, получите телефон.
— Давай сюда, я сказал! Я из тебя дух сейчас вышибу!
— АААААААААА… Помогите! ААААААААААААА!
Из моей светлой комнаты мы перемещаемся в сумрак прихожей, и там происходит возня. Я пытаюсь выхватить у пожилой блондинки свой телефон, и, каким-то образом, её голова оказывается у меня между ног. Я сжимаю её шею бедрами. В таком положении я мог бы её отшлепать, но мне нужен телефон. А он у неё где-то внутри. В прижатых к груди руках. Женщина кричит. В прихожей собирается семья соседей. Отец, мать, дочь и её муж.
— Прекратите! — тоже кричат они — Хулиган! Мы вызовем милицию.
Меня это смущает, и я меняю тактику. Я отпускаю женщину, подхожу к дверям и заявляю, что, покуда она не отдаст телефон, из квартиры никто не выйдет. Семья соседей выстраивается напротив меня в полукруг. Ответственная по подъезду переводит дух, поправляет волосы и встает в строй. Так мы и стоим. В темноте. Скульптурной группой. Черным монументом коммунальной войны.
К слову сказать, на свой замечательный балкон я до сих пор так и не вышел. Не было повода. Я лишь высовывался, чтобы поправить антенну или посмотреть на прохожих.
Напротив находился гастроном и салон красоты. У салона курили девушки, вечерами, с подъезжающими парнями, образовывалась тусовка. В то же время у гастронома неизменно толкались мужики. Улица была в одну полосу, с односторонним движением, машины проползали под балконом медленно и то и дело возникали заторы и мелкие аварии. В общем, было оживленно.
Я представлял себе, как буду сидеть тут на новый год, укутавшись в одеяло, под звездным небом, и надеялся, что эти люди никуда не денутся. Что они будут громыхать петардами, распивать шампанское и всячески развлекать меня на моей «террасе». Но пока мне, по-прежнему, некогда. Там снег, мороз… А я за машинкой в одних трусах. И к тому же снова стук в дверь.
— Ваши соседи написали на вас заявление. Во-первых, вы не убираете места общего пользования. Засорили раковину на кухне. Во-вторых, после двадцати двух часов громко включаете музыку. Ещё… Водите проституток. И ещё… Месяц назад мочились с балкона. Устроили пьяный дебош и…
Участковый растерян. Взгляд его прикован к пишущей машинке. Кажется, ему неловко. Недоговорив, требует документы. Разглядывает паспорт и слушает меня.
— Ну вы же понимаете… Тут война идет с доисторических времен. Они почему-то претендуют на эту комнату. Что мне прикажете делать? Тоже писать на них заявления? На кухне я не появляюсь вообще… Места общего пользования пусть сами убирают. Вы видели, сколько у них кошек? Насчет музыки и проституток… Враньё. А месяц назад меня тут не было. Это, наверное, про тот скандал, который учинил парень дочки моей хозяйки… Его тут заперли.… Ну и он…
Я думаю о том, куда там можно было помочиться? Балкон над тротуаром. Машины, магазины… Окна противоположной стороны очень близко. Я даже по пояс раздетым стесняюсь ходить, а тут.. Вспоминаю соседей. Отец у них адвентист. Сидит по ночам при свечах на кухне и бормочет. Угрюмое, землистое лицо. Верующий кляузник. А дочка со своим мужем?! Прямо стигмальные близнецы. Мамаша… Мамашу не разглядел пока…
— Ну что я вам рассказываю? Вы же участковый, небось, хорошо знаете этих людей.
Кстати, с балконом связано ещё одно удивительное обстоятельство. На всей улице Мичурина он похоже один. Во всяком случае, в ближних домах балконов нет. И в моем доме – тоже. Дома старинные, нетиповые, частью ещё дореволюционные, частью — «провинциальные сталинки», то есть двухэтажные одноподъездные строения с характерно покатыми крышами, огромными окнами и высокими потолками. Других балконов нет. Мой совершено один. Это классно.
Соседство с похожим балконом и, скажем, одинокой бабушкой на нем, мне бы показалось неприятно символичным. А так… А так, я воображаю себя похожим на Энтони Хопкинса под пледом. В искрящихся снежинках, в лунном свете, с надменным и одновременно погруженным в себя взглядом.
Но есть ещё «Кулинария». Горького-Кирова, гигантская советская надпись «Кулинария». Внутри – столовая. Деревянные столики, бумажные тарелочки, самообслуживание. На самом деле – дешевый шалман в центре города. Вечерами я рвусь в «Кулинарию». Там шумные компании «монтов» из Саратовского театра оперы и балета, пышные стайки бухгалтерш со всех окрестных офисов, агрессивные шайки молодняка в кепках и бесконечное количество негламурных особ, готовых разливать водку из графинов по пластиковым стаканам. Я там всю последнюю неделю до Нового года. Красный от выпитого, налегаю грудью на стол и рассказываю анекдоты. В клубах пара и дыма, курю у входа и вспоминаю новые. Ищу себе пару на праздник. Напрочь забываю про свой замечательный балкон. Впрочем…
— Давайте, у меня новый год встретим, а?
— А чего там у тебя?
— Ну чего там у меня… Ну… Балкон.
— Ха, ха… Балкон у него. … Ну, давай. Так и пролетают последние дни. Тридцать первого декабря, в одиннадцать вечера я вваливаюсь в квартиру с двумя девицами… Крадемся душной прихожей, шуршим пакетами, звеним бутылками. Потом дружно смеемся над пишущей машинкой. Фамильярничаем с балконом. Распахиваем его настежь, тычем в его снег бутылки, кричим сквозь него всякие глупости. И лишь однажды, когда за минуту до боя курантов я не могу открыть шампанское, я выхожу на него, отбить у бутылки горлышко. В синей морозной ночи, укутанный в белые меха, он висит над пустынной улицей. Отстраненно так, надменно. И на нем страшно холодно. Ноги мои тут же промокают… Я бью бутылкой о перила, и она взрывается в моих руках. В лицо брызги шампанского. Я, запутавшись в тюле занавески, выпадаю в комнату.
— Ну, ты дебил! Ну, что нам теперь водкой встречать?
— Да, давайте водкой. Что уж поделаешь?!
— С Новым Годом! С Новым Годом!
Вот собственно и всё. Не вышло у меня встретить новый год на балконе. Вскоре я съехал. А ещё через какое-то время я столкнулся с хозяйкой моей теперь уже бывшей комнаты. И вот, что она рассказала. Комната долго оставалась пустой. Хозяйка там не появлялась. Как-то раз, по местному телевидению, в сюжете о старом жилом фонде Саратова, она увидела свой дом на Мичурина. В качестве примера аварийного состояния зданий показывали обвалившийся балкон. Мой балкон. Оказалось, что в отсутствии хозяйки тот самый адвентист, отец семейства и мой некогда злобный сосед, залез зачем-то в комнату, вышел на балкон и тот обвалился.
— Ты представляешь, – говорила мне хозяйка, – эта сволочь залезла в чужую комнату, и теперь ещё грозится подать на меня в суд! За то, что он, видите ли, сломал ногу из-за моего балкона.
