На город Святого Апостола опустилась полночь. Гулко пробили двенадцать ударов старинные напольные часы в одном из залов зоологического музея. Лунный свет призрачно освещал силуэты чучел животных и коллекции засушенных бабочек. Крыши старого здания на набережной коснулся луч света Вифлеемской звезды, показавшейся из-за облачка, одиноко плывущего по совершенно ясному небосклону.
Первыми это почувствовали Африканские бабочки из коллекции, собранной учёными энтомологами прошлого века. Сначала, словно от дуновения ветерка, вызванного сквозняком, встрепенулись их засохшие крылья. И вот уже сотни красивых насекомых порхают по залам музея, как когда-то у себя на родине в субтропиках.
Одна из бабочек, необыкновенно крупная, с красивыми радужными крыльями, села на голову чучела леопарда. Леопард тяжело вздохнул, моргнул стеклянными глазами и… спрыгнул с постамента, на котором простоял десятки лет.
Услышав это, мамонтёнок Дима вскочил на свои ещё слабые ножки и весь дрожа, то ли от холода вечной мерзлоты, ещё сидящего в нём, то ли от волнения, протрубил всеобщий подъём.
Что тут началось! Заспиртованные змеи стали выползать из своего векового стеклянного плена, разноцветные птички колибри, словно бабочки, порхать под сводами просторных старинных залов. Слон и верблюд, белый медведь и медведь гималайский принялись бродить среди разбитых стеклянных витрин. Маленькие зверята, как некогда, стали играть друг с другом, забыв обо всём. Волчата с медвежатами, лисята со львятами, рысята с тигрятами, а маленькие кабанчики сами с собой.
Им всем было очень весело. Они катались по мраморному полу на спинках и слегка покусывали своих новых друзей. И пусть под шкурками скрываются опилки, но как это прекрасно и удивительно — вновь ощутить радость бытия!
Вдруг из соседнего зала, примыкающего к парадной лестнице, раздался громкий бас. От него, словно от канонады, задрожали стёкла огромных окон и зазвенели осколки витрин. Это заговорил скелет реликтового кита.
— Ох, уж эти люди! — сказал он. Много веков я пролежал на атлантическом берегу Африки среди песков, и никто не посмелился тревожить мой покой. Но вот пришли люди, разобрали меня по частям и привезли сюда на потеху толпе. Это просто какое-то издевательство! У них нет ничего святого. Ни по отношению к нам, ни по отношению к друг другу. Жаркое африканское солнце высушило меня до основания после того, как я выбросился на берег, покончив с собой из-за безответной любви. Остался вот только этот остов… А ведь когда-то я резвился в океанских просторах, влюблялся и радовался жизни, солёным волнам, шипящей пене и яркому солнцу в небесах!.. Потом был берег. И вечный покой. И вот теперь кто-то опять его нарушил! О, горе мне, горе!
Но никто его не слышал. Диковинные обезьяны лазали по занавесям и карнизам. Волки, зайцы, медведи и другие животные средней полосы бродили среди порушенных витрин и диарамм вместе с экзотическими животными из заморских стран.
Среди всего этого хаоса парили чайки и орлы, порхали разноцветные бабочки и колибри. А посередине зала прилёг отдохнуть, уже солидно уставший, африканский слон.
Ещё бы! Нелегко быть мёртвым. Мимо него, не обращая на происходящее никакого внимания, гуськом вперевалочку спешили куда-то антарктические пингвины…
Великий город спал. И никто ещё не знал, что второе пришествие уже началось…
Михаил Быков.
