Следом за местными всего-то через неделю-другую по самым разным поводам начинаешь повторять: «Что они там, в ИХ Москве совсем с ума съехали?»
Стоит отъехать на сто-двести километров от МКАД и,… словно окунаешься с головой в иной мир, иную реальность. С абсолютно иным укладом, иным ритмом, если хотите, во многом с иной шкалой жизненных ценностей. Следом за местными всего-то через неделю-другую по самым разным поводам начинаешь повторять: «Что они там, в ИХ Москве совсем с ума съехали?»
«Есть в России деревенька…»
… Небольшая деревенька, где стоит наша «фазенда» – брусовый домик, обитый вагонкой, вкупе с сараем, банькой да туалетом типа «сортир», расположена в паре часов езды от Белокаменной. В стороне от большой дороги, в глубине лесного массива, всего в нескольких верстах от родины одной из моих бабок, где, бывало, мы всей семьей проводили лето.
После смерти бабки в недоброй памяти девяностых кузен, подавшийся, как и многие тогда, в бандиты, разбогател и избу предков снес, отгрохав на её месте безликий особняк с бассейном, кортом и гаражом на несколько авто. Нас же, со всем нехитрым скарбом, из «родового гнезда» предварительно, естественно, «попросили».
Поэтому мы были очень рады, когда случайно наткнулись на объявление о продаже участка под дачу в знакомых местах. И вот уже почти четверть века хотя бы пару летних месяцев стараемся проводить тут, поближе к природе.
А она тут замечательная! Хвойные и смешанные леса, живописные поля и луга, речушки, лесные озерца и болотца… Здешние окрестности я исходил еще мальчишкой: то на речку – загорать и купаться, то в дальний лес – по грибы и ягоды.
Ныне сведенный во многих местах во времена моего детства он был настолько глухим, что в нем даже шла охота на лосей и кабанов. Зверье до сих пор извели не всё: зайцы, и лисы – нередкие гости на нашем участке! Косые приходят из чащобы поживиться яблоневой корой, а рыжие – помышковать.
К слову, в чащобу во время оккупации немцы углубляться боялись. Отец рассказывал, что как-то они с его бабушкой, собирая хворост, встретили там немецких мотоциклистов с пулеметами, которые жестами велели им уходить: «Эй, матка, матка, беги! Сейчас будем партизанен пуф-пуф!». Впрочем, партизан, по воспоминаниям старожилов, в лесу не было. Но если деревню предков на реке оккупанты выбрали под постой, то в нашу нынешнюю, лесную, они даже не заходили.
Сегодня в ней десятка три исконных изб, в которых, в основном, доживают свой век старики. Ведь кроме пенсии заработков после ликвидации колхоза в округе нет никаких. Молодежь вся разъехалась – кто в райцентр (его тут все называют «Город»), кто в Москву, навещая родню лишь по выходным да подкидывая ей на лето детишек. Другой контингент селян (в том числе и мы) – это купившие наделы колхозников под картошку, которые при ликвидации колхоза передали крестьянам в собственность в качестве возвратных паев.
За капиталистическое время на прежнем картофельном поле целый поселок вырос. Среди его жителей есть и свои богатеи: бывшие бандиты (ныне, естественно, уважаемые бизнесмены), «красные директора», депутаты, нефтегазовики, прокуроры да генералы. У этих многоэтажные усадьбы за высокими заборами со сторожами да батраками в виде западных украинцев (пожалуй, лучших в несении караульной службы) и узбеков.
Зимой в деревеньке и на дачах постоянно живут от силы человек двадцать-двадцать пять, а вот летом селение словно стряхивает зимнее безмолвие и заметно оживает, все еще неся в себе много черт патриархальной деревенской жизни средней полосы России. Всего-то какая-то сотня-две километров от МКАД, а словно окунаешься с головой в иной мир, в иную реальность. С абсолютно иным укладом, иным ритмом, если хотите, даже с иной шкалой жизненных ценностей.
В самом деле, на селе грузовик дров или телега навоза до сих пор гораздо ценнее самых навороченных гаджетов! Они тут не более чем предмет для забивания гвоздей, ведь сеть берет разве что на несколько минут в день где-нибудь на безлесом пригорке, к какому провайдеру ни подключайся. И если не учил в школе географию и природоведение, не знаешь примет, никакая гугл-карта не выведет тебя из чащи к людям. Следом за местными буквально через неделю-другую по самым разным поводам начинаешь повторять: «Что они там, в ИХ Москве совсем с ума съехали?».
Отсюда, из провинции, пусть и ближней, где даже время течет по-иному – без столичной суеты и спешки (аж числа иной раз путаешь!). Совершенно по-другому смотришь на обыденные для горожан вещи – глобализацию и цифровизацию, «реновацию» и политагитацию, бесконечные выборы – то в украинскую Раду, то в Мосгордуму, митинги и демонстрации или, скажем, повышение цен и пенсионного возраста. На селе люди заняты, по сути, только одним – выживанием, несмотря ни на какие коллизии, а не погоней за призрачным успехом и количеством наколоченных денежных знаков.
Впрочем, селяне об этом и не задумываются. Словно по инерции, занимаясь привычным крестьянским трудом: у всех огороды, мини-сады, кто козу держит, кто – поросенка, кто кур разводит, кто – кроликов. В общем, умудряются вести свои немудреные хозяйства во исполнение знаменитого наказа премьера – денег нет, но держатся. Всем назло!
Где-то там, вдалеке – за лесами и реками осталась «благоустроенная» по самое не балуйся собянинская Москва, раскуроченная, как от вражеских бомбардировок, руины наших кварталов и сорокаэтажные коробки сляпанных гастарбайтерами из дерьмобетона человейников-колумбариев для «осчастливлинных» расселением и новых москвичей.
Где-то там, за ночным заревом и далекими гудками локомотивов остались нескончаемый ремонт зданий и дорог, сезонная смена плитки и бордюров, рытье метро до земного ядра, прокладка никому не нужных «транспортных хорд» в никуда, не исчезающие при этом автомобильные пробки, мельтешение ликсутовских «пустовозов», гастарбайтерских велосипедов, молодежных электросамокатов, скутеров, моноколес и прочего новомодного транспорта, полчища крыс и уничтожение бродячих собак и кошек, потрава птиц, сведение деревьев и травяного покрова, укладка рулонных газонов, высыхающих через неделю и превращающих Белокаменную в среднеазиатскую пустыню…
Ловишь себя на мысли, что просыпаешься не под гортанные крики и молодецкий посвист азиатов-дворников, скрип их осточертевших арб-тележек, грохот мусоровозов и ругань приемщиков товара, а под кукареканье петухов и песнь жаворонков, засыпаешь не под пьяный гвалт и драки районной алкашни, оккупировавшей заботливо установленные «благоустроителями» прямо под окнами тренажеры и парковые скамейки, а под соловьиные трели да кваканье лягушек с ближнего пруда.
Днем тебя тоже окружают совершенно отличные от городских звуки: вместо громовых содроганий пластмассовых бортов спортплощадки от ударов «футболистов»-гастарбайтеров и дикого визга их многочисленных «бачат», резвящихся во дворе, слышишь лишь собачью «перекличку» да «разговор» деревенских сплетниц-сорок, щебетанье пташек да стрекотание кузнечиков, блеяние соседских коз да гул изредка пролетающих самолетов, шелест деревьев да скрип колодезного вала…
