Я – самей нацтаящий цынег. Зная, што прямо щас, в этат самый мамент, какда я сежу и набераю этат тегст, навирняка кто-то где-то кого-то несправидливо йибет прямо ф жо@пу. Навирняка, где-то в Аццкой Гвенее-Бессау малинький нигретеног сидит возле кастра со связанами малинькими чорными ручонгами и плачед, глядя на то как враждебное племя варед бульйон из его костлявых бабушки и дедушки, а иво папу и маму е@бут, прежде чем приготоветь на второе, самому же ему предстоит стать десертом…
Я знаю, што это жыстоко и несправедливо, што фсе это противоречед моральным нормам и правам чилавега, можит даже где-та я им сочуствую, но мне на эта откровенно ПОХУЙ… Патамушта я этава не вижу, и уж тим более никуя с этим паделать не магу.
Мне не жалко бамжей и прастетутог – эта их выбор (каждый сам песдетс своего счастья), кароче так-то мне поху@й на фсе гавно этого мира…
Недавно возвращлсо с роботы дамой на элегтрическом поезде… Вечер, зае@бано-поху@истичные лица вакруг, у дверей в вагон спеной па ходу двежения поезда полуспит работнег ЖыДэ (видна па светла синей рубашке пат курткай).
На ачиредной ацтановке в вагон заходет пожелая женшена, за пидисят, бедно, но опрятно адетая и наченает свое павистваванее… Увожаемые граждане…муж сдох…сын на зоне питух… нивестко — блять…внучатоголодные…и сама я нихуя слаще ху@я ф сваей жызни не пробовала…
ПАДАЙТЕБ@ЛЯТЬ…
Ну – што-то типа таво, но в генеальнейше непередаваемом испалнении, даже у миня одна рука потянулась смахнуть слизу, а фтарая за щебйонкой, причем такая же рыакцыя была у фсех вакругседящех…
В этат самый пафосный мамент ачнуфшийся ат сваей слаткой полудремы сатруднег ЖыДэ фстает и падходит к этой бабе и задушевным сачуствующим голасам спрашивает:
— Што, сафсем денник нет, даже на праезт?
— Да, — ф такт ему атвичала ана…
— ТАГДАНАХУ@ЙСПАРАВОЗА!!! – голосом, от катораво питьдисят працентаф вагона тихоньго пукнули, пракричал сатруднег… Паразительно, но остафшуюся часть пути весь вагон тихонько хехикал…
